Экстаз Одиночества – Райнер Мария Рильке
Добро пожаловать назад к экстатикам. Я рад приветствовать вас в этом секретном королевстве, в этом внутреннем ландшафте, в этом замечательном странствии, которое мы предпринимаем вместе в магическое пространство, которое существует внутри каждого из нас. Это монолог, монолог с нашим сердцем. Вся жизнь – это монолог с нашим сердцем. Разговор с самим собой. Это волшебная вещь. Поскольку мы движемся глубже в Экстатиков, я бы хотел пригласить вас создать время и пространство, тишину внутри себя.
Погрузитесь в медитативное, созерцательное пространство ума и просто позвольте передаче войти в вас.
Я также хотел бы, чтобы вы позволили моей любви к каждому из Экстатиков расшевелить отражение этого Экстатика внутри вас. Это наше совместное время, наш час, это магическое время. Это только наше. Сюда больше никого не пускают, кроме нас. Кроме единственного. Это интимность Экстаза. Все эти экстатики внутри вас. Они внутри меня, они внутри каждого из нас. Это сердечные линии вашего тела, вашей ДНК, вашего существа, вашей истории. Это все как память в ДНК. Нет такой вещи как смерть, так что нет умерших.
Сегодня мы с Рильке, великим поэтом Рильке. Это просто не верно, сказать, что Рильке умер. Рильке был большим любителем смерти, и мы в долгу перед ним и перед другими Экстатиками, и перед собой, в принятии этой концепцию смерти. Эти люди, эти Существа живы внутри наших сердец.
Рильке – первый из нескольких поэтов, в которого я собираюсь проникнуть и рассмотреть. Так что это ведет нас к тому, чтобы поговорить немного о поэзии. Поэзия – это путь Экстаза. Прелесть поэзии в том, что это чисто устная передача. Это очень близко моему сердцу. Я – поэт. Я люблю слова. Я всегда любил слова. Я всегда был поэтом. Поэзия – это то, где язык простирается и прикасается к невыразимому. Она простирается в пустоту. Она будоражит скрытые потоки, эманации потустороннего мира. Она соблазняет другой мир прийти в язык. Она захватывает, она тянет его вниз.
В терминологии Радужного Тела, Тела Христова, поэзия – это когда Астральное тело (эмоциональное тело) и Ментальное тело (ум) начинают сплавляться друг в друга на более высоком уровне. Когда они чисты, и ваши эмоции поднимаются на более высокий уровень, в высокие частоты. Ум чист, и этот эмоциональный заряд, эта тоска может подняться через ум и достичь высших планов, Каузального плана. Когда слова достигают Каузального плана, Каузального тела, странные вещи случаются с ними. Они открывают полость в нашей груди, в нашей горловой чакре, и слова приобретают другие значения. Они следуют странной последовательности. Они сами организуются другим, новым, оригинальным и необычным образом. Образом, в котором мы не привыкли их слышать. И поскольку они должны нести вибрации этого плана, вибрации безмолвия, они становятся поэтичными.
Вот что такое истинная поэзия. Поэзия не имеет ничего общего со стихами. Поэзия – это частота, существующая на каузальном плане. В конце концов, когда вы поднимаетесь все выше и выше в частотной сфере, слова становятся мифическими. Они приобретают еще более глубокий смысл, когда на высшем уровне, прежде чем войти в бессловесное, они становятся бессмертными. Некоторые бессмертные слова мы все слышали, например, слова Иисуса: «Я есть путь, истина и свет». Это бессмертие – когда слова говорят прямо из Истины.
Я хотел поделиться с вами этой идеей, прежде чем мы проникнем в этого Экстатика, в Рильке. Мы посмотрим здесь на то, что поэзия, возможно, не то, что многие люди думают об этом. Это не о поэмах и стихах. Это о вибрациях. Речь идет об определенной частоте, в которую наше существо входит, когда мы поднимаемся по лестнице просветления. Это о том, что любое просветленное существо поэтично, они мифичны. Их слова становятся бессмертными.
Рильке – Райнер Мария Рильке – его полное имя, был австрийским поэтом, рожденным в 1875 году. Я хотел бы дать вам немного контекста, чтобы обозначить сцену. Он – один из величайших голосов 20го века, которые использовали поэзию, письменность и язык главным образом, чтобы отразить конкретный поиск себя. Рильке – это все о поиске себя.
Лично у меня есть связь с Рильке, потому что я изучал поэзию в Эдинбургском Университете. Я был трудным студентом для некоторых профессоров, потому что отказывался писать прозу, и это действительно раздражало их. В Университете вам приходится отвечать на многие статьи по поэзии, и вы должны иногда это делать в прозе. Просто я хотел оставаться с чистотой, всегда с чистотой. Поэзия была чистотой для меня, и Рильке был одним из особенных для меня. И это другая вещь – вы не можете изучать поэзию. Вы не можете ее изучать. Это жизнь. Это высшие частоты. Это путь за пределами ментального интеллектуального уровня. Вы должны позволить поэзии пролиться через ваши клетки.
Конечно, Рильке, поскольку он был австрийцем, писал на немецком. Это не мой язык, и перевод на английский не совсем все улавливает. Вы должны войти в дух его существа, ткань его существа. Вы должны позволить ему войти и дышать вместе с ним. Вот как вы уловите его экстаз.
1875 год был удивительным временем. Это был великий год для рождения, потому что тогда случалось так много мощных событий. Это был на самом деле тот самый год, в котором наука теософия – вы можете называть ее наукой – появилось искусство и наука теософии. Теософия была наукой духа, когда Восточные учения начали приходить через Западный ум, через мадам Блаватскую, и через многих других людей. Это было великое время поэзии. Карл Юнг был рожден в том же самом году, а он, как мы все знаем, изменил способ, которым мы видим себя через психологию. Он действительно породил то, что мы сейчас называем Нью Эйдж, а также высшие уровни мифического понимания психики. Герман Гессе был другим великим писателем Европы, который родился в это же время. В европейской культуре произошел огромный подъем.
В Англии были Кольридж и Вордсворт. В Испании Антонио Мачадо, потрясающий мистический поэт. В Ирландии был Йитс, который родился немного раньше. Это было время трансформационных существ, приходящих в мир. И Британская Империя была в самом разгаре. И она была самой сильной в мире. Все торговые пути открывались. Политики были либеральными, потому что все расширялось. Работорговля была отменена. Большие города начали формироваться, большие города, которые мы сейчас знаем, были тогда только в начале оснований.
Изменения были широкими и интенсивными на рубеже 20 столетия. Мир начинал трансформироваться. Он трансформировался потоком новых изобретений, новых идей – телевидение, радио, телефон, сборочные линии, пригороды, теория относительности. Все было новым. Впервые все было свежим. Так много случилось. Вдруг люди смогли летать. Появились машины. Мы могли контролировать заболевания. Все казалось возможным.
Эти великие волны перемен сталкивались с системами тех дней – социальной, политической, экономической, потому что системы были устаревшими. Они не были способны включить в себя новую мутацию, новые изменения. Отовсюду были звонки реформ, радикальных реформ, и старый порядок яростно сопротивлялся. Возможно, это время вам что-то напоминает? Возможно, наше время? Да, это очень похожее время в каком-то смысле. Это время, когда был рожден Рильке, начало 20 века, привело нас туда, где мы сейчас. Теперь мы в начале следующего столетия, и это почти как фрактальное логарифмическое переструктурирование в начале каждого тысячелетия.
По всей планете были беспорядки, смута, волнения в рабочей среде. В России, в Мексике, в Китае были революции. Традиционные верования пришли в упадок. Прорастали новые, более экстремальные идеи. Начали появляться на ранних стадиях версии коммунизма и фашизма. Это было изменчивое нестабильное время. Все было готово к захвату. Большие силы становились все более и более агрессивными, пытаясь подняться на вершину, пытаясь захватить больше и больше земель, больше и больше территорий. Некоторые из малых народов были очень амбициозны и стали оппортунистами, играя на преимущество. Кризис следовал за кризисом пока государственные деятели не потеряли волю избежать краха, который был неизбежен. Конечно, мы знаем, что это многообещающее время в конце концов рухнуло в ужасную катастрофу, которой была Первая Мировая война.
В то время Рильке – одинокая фигура и великий путешественник – путешествовал и впитывал это время, впитывал в свои клетки. И я люблю в нем то, что несмотря на все это, он не был поглощен этим, как многие писатели и поэты того времени. Он хотел вобрать это в себя и проведя внутреннюю алхимию, двинуться за пределы этого. И это то, что он сделал. Он был великим трансформирующим существом в великое переходное время. Рильке – это все перемена, все меняется.
Во время путешествий он был в России. Он встречался с Борисом Пастернаком. Он встречался с Толстым. Он жил в колонии художников. Он учился у Родена, великого скульптора. Он знал Сезанна. Он был погружен в это возрождение искусства, культуры и науки. Он изучал Фрейда. Он искал любви, как и мы все. У него были романы, он искал любви, и влюблялся много раз.
Но прежде всего, Райнер Мария Рильке был одиноким, и это действительно его путь, его путь к экстазу. Помните, я говорил во введении, что есть много путей к экстазу, и один из них – путь одиночества. Отношения человека с самим собой – его отношения с высшим я – вопрос «Кто я?» в сердце каждого человека. Рильке не был отшельником, но он чувствовал одиночество, и он испытывал радость от одиночества. Он никуда не вписывался. Он был сложным человеком в сложное время, и никуда не вписывался. Его большой любовью была тишина, пространство и простор. Вот откуда исходит его экстаз. Он течет из пустоты, из Всего-сущего.
Он был один из тех людей, которые испытывали экстаз в падениях и взлетах. Иногда он был глубоко одинок и глубоко потерян, в другое время он был экстатичен. Он поднялся и обнаружил этот духовный подъем, который поднимает нас из мирского плана в другой мир.
Он написал: «В конце концов необходимо, только это: одиночество, обширное внутреннее одиночество. Бродить внутри себя, и не встречать никого часами – вот, что вы должны быть способны достичь. Быть одинокими, какими вы были в детстве, когда взрослые расхаживали вокруг, погруженные в дела, кажущиеся большими и важными, и они казались такими занятыми, и потому что вы не понимали ничего в том, что они делают».
Это его кредо – бродить внутри себя часами и не встречать никого. Тишина Экстаза, пространственность.
Это наводит меня на размышления о двух великих путях к Божественному – пути любви и пути медитации. Или пути тантры и пути йоги. Или путь отношений или путь одиночества. В прошлом мастера убеждали нас выбрать свой путь. Вы должны выбрать один или другой. Вам нужна эта приверженность, чтобы пройти весь путь. Оба пути ведут в одно и то же место, это ясно. Но сейчас мы живем в другое время, мы живем во времена синтеза. Левый мозг и правый мозг, Восток и Запад. Новые комбинации возможны. Эти пути находятся друг в друге, так что я убеждаю каждого из нас позволить своему пути вести нас.
Через отношения вы становитесь более одиноким, и через одиночество вы можете вдохнуть аромат, который позволяет вам любить других больше. Так что оба пути находятся друг в друге.
Сейчас мы находимся в том времени, когда оба эти пути нуждаются в том, чтобы все больше и больше быть единым. Среди нас будут те, кто более фиксирован на экстриме. Среди нас есть те, кто, например, выражает обобщенный архетип – путь отношений – это женский путь, так что он более интересен женщинам. Чаще мы можем найти этот путь тантры среди женщин – Бхакти. И другой путь, путь одиночества, путь медитации – это путь ян, йоги. Это путь мужской, путь Искателя, нежели Ожидающего. Но оба они ведут в одну сторону, и через эти серии я собираюсь показать, как они могут теперь слиться по-новому, чтобы мы могли пройти их как один путь.
Я бы хотел начать входить в Рильке, и я хочу начать мягко, потому что он такой глубокий человек. Я хочу начать с его прозы, несмотря на то, что я только что сказал о прозе и поэзии. Через его прозу мы можем получить к нему доступ, и после того, как получим понимание, кто он, мы сможем войти глубоко в его поэзию. Именно через его поэзию вы действительно чувствуете силу его жизни и его Экстаз.
Есть замечательный отрывок из серии писем, которые он написал молодому человеку. Называется «Письма к Молодому Поэту». Это замечательные письма, около 10, и это советы пожилого человека молодому. Это не просто выдумка, это реальные советы. Был молодой человек, глубоко впечатленный Рильке, который написал ему письма, и Рильке взял на себя труд ответить ему и дать глубокие советы. Так что я рекомендую эту замечательную маленькую книгу. Она легко читается и при этом очень замечательная.
В первом письме молодой поэт спрашивает о поэзии и его поэмах. Рильке отвечает:
«Вы спрашиваете, хороши ли ваши стихи. Вы отправляете их издателям, вы сравниваете их с другими стихами, вы беспокоитесь, когда некоторые издатели отвергают ваши попытки. Теперь, когда вы дали мне разрешение советовать вам, я предлагаю вам отказаться от всего этого. Прежде всего, вы смотрите вовне, но вы не должны этого делать. Никто не может советовать и помогать вам, никто.
Есть только один путь: идите внутрь. Ищите причину, найдите стимул, который заставляет вас писать. Протестируйте его: простирается ли он своими корнями в глубочайшее место вашего сердца? Можете ли вы признаться, что умерли бы, если бы вам запретили писать? И превыше всего: в самый тихий час вашей ночи, спросите себя об этом: должен ли я писать? Копните глубоко внутри себя и найдите истинный ответ. И если он зазвенит своим согласием, если вы можете с уверенностью ответить на этот вопрос простым: «Я должен», тогда постройте свою жизнь на этом. Это стало вашей необходимостью. Ваша жизнь, даже в самый обыденный и малозначительный час, должна стать знаком, свидетельствованием этого стремления».
Это замечательный совет, он ведет его обратно внутрь. Молодые люди всегда ищут внешнего подтверждения себя. А Рильке ведет его обратно внутрь. Забудьте то, что люди думают о вас. Смотрите внутрь. Погрузитесь внутрь. Это центральное послание Рильке снова и снова. Смотрите внутрь. Имейте смелость идти внутрь. Это очень современный совет, потому что мы одержимы внешним миром. Нам кажется, что у нас нет времени смотреть внутрь. Конечно, у нас есть время. У нас есть время, у нас есть каждый момент Вселенной.
Путь Рильке – это действительно путь аутентичности. Это его путь, и он говорит об этом в своем четвертом письме молодому поэту.
«Но тот, кто заключил договор с одиночеством, может даже сейчас подготовить путь для всего того, что в будущем может быть возможно для многих, и уже с наименьшими ошибками. Поэтому, дорогой друг, примите свое одиночество и любите его. Терпите боль, которую оно причиняет, и пойте вместе с ним. Ибо те, кто рядом с вами, далеки, как вы говорите. Это показывает, что вокруг вас начинает рассветать, простор открывается вокруг вас. И когда ваша близость становятся отстраненной, тогда вы уже расширяетесь далеко: до бытия среди звезд. Ваш горизонт значительно расширился. Радуйтесь своему росту. Никто не может присоединиться к вам в этом».
И затем он продолжает советовать, и это великий совет для каждого, кто слушает, для каждого, кто на духовном пути и, кто имеет проблемы с родителями. Это совет не только для отношений с вашими родителями, но с каждым.
«Будьте добры к тем, кто остается позади и будьте спокойны и уверенны в их присутствии. Не мучайте их своими сомнениями и не шокируйте их своей уверенностью или радостью, которую они не могут понять. Постарайтесь установить с ними простое искреннее чувство общности, которое не требует изменений, если вы меняетесь. Любите жизнь, которая есть у них, хотя она и отличается от вашей. Будьте внимательны к стареющим людям, потому что они боятся того самого одиночества, которому вы доверяете. Избегайте добавлять материал к тем драмам, которые всегда развязываются между родителями и детьми. Эти столкновения заставляют детей тратить много энергии и потреблять любовь их родителей. Тем не менее, их любовь теплая и имеет свой эффект, хотя и не понимает этого».
Это замечательный совет, особенно по отношению к вашим родителям, если они из другого поколения, и не понимают вашего духовного пути. Это то, что я лично обнаружил с моим отцом. Он не говорит на том же языке, что и я, и когда я отпустил свою потребность в этом (мне было двадцать с чем-то), я открыл нечто магическое. Я открыл, что одна из его больших страстей – это садоводство. И он знает латинские имена каждого растения, вы можете себе представить. Его любимое занятие – гулять по саду и смотреть на свои цветы и растения. Когда я понял, что это одна из его самых любимых вещей, я просто однажды пошел с ним по саду, и он называл мне все латинские имена, показывая на растения, которые росли там и здесь. И говорил о том, как он посадил их, и как это дерево умирало… он был абсолютно в экстазе, когда я слушал его. Я понял, что, если я встречаюсь с ним на его условиях, вот так, это очень красиво, и мне не нужно больше от него. И мне до сих пор не нужно больше ничего от него. Это его путь любви. Это великий, великий урок для всех детей и родителей.
Рильке говорит о терпении. Это еще одно его великое учение – терпение – и как смотреть на свою жизнь как на произведение искусства. Он был окружен культурой и искусством, так что он принял свою жизнь как искусство.
Всегда доверяйте себе и вашим собственным чувствам, в отличие от аргументации, дискуссий или представлений всякого рода. Если окажется, что вы ошибаетесь, тогда естественный рост вашей внутренней жизни будет вести вас к другим инсайтам. Позвольте вашим суждениям молчать, не мешайте развитию, которое, как и весь прогресс, должно идти из внутренней глубины, и не может быть форсировано или ускорено. Все это беременность и затем рождение. Чтобы позволить каждому впечатлению и каждому зародышу чувства созреть полностью в своем ритме, в темноте, в невыразимом, неосознанном, вне досягаемости собственного понимания, и с глубоким смирением и терпением ждать часа, когда новая ясность родится. Только это и означает жить как художник, в понимании, как и в творчестве.
В этом нет временного измерения. Год не имеет значения, и десять лет – ничто. Быть художником – значит не подсчитывать и нумеровать, но созревать, как дерево, которое не форсирует свой сок, и уверенно стоит в весенних бурях, не боясь, что лето может не наступить. Оно придет. Оно придет только к тому, кто терпелив, кто пребывает там, как будто перед ними лежит вечность, такая беззаботная, тихая и обширная. Я учусь этому каждый день моей жизни. Я учусь этому с болью, за которую благодарен. Терпение – это все!
Он понимает это. Это секрет к Экстазу. Терпение. Вы не можете преследовать Экстаз. Он приходит, когда приходит. Он приходит после понимания и понимание – это полное бытие. Вы должны быть там, как будто вечность лежит перед вами. Это красивое учение.
Итак, перейдем к поэзии? В его поэзии столько красоты. Я дам некоторые величайшие, как я думаю, фрагменты. Я бы хотел, чтобы вы знали, что как только мы вступаем в область поэзии, мы оказываемся на священной земле. Мы внутри поля Экстаза. Я надеюсь, вы можете почувствовать это.
Лучший перевод на английский язык принадлежит человеку по имени Стивен Митчелл. Единственный переводчик – Стивен Митчелл. Я смотрел другие переводы Рильке, и советую его. Я извиняюсь перед другими людьми, но Стивен Митчелл – мастер. Это его великое служение миру. Он знает мистическое внутри себя. Он не интеллектуал. Этот человек написал и вошел в глубокую, глубокую истину внутри себя. Если вы собираетесь купить Рильке, убедитесь, что это перевод Стивена Митчелла.
Уже также было сказано, что Рильке – это не та поэзия, которую можно читать вдумчиво, на интеллектуальном уровне. Он вызывает своего рода транс, и нет ничего другого, похожего на его величайшие работы. Дуинские элегии об этом. Дуинские Элегии – главное собрание его поэзии. Он написал большое количество поэзии, но они – действительно основное. Десять великих столпов, на которых стоит вся его поэзия, и они гипнотические. Они – аргумент против обыденности. Они – интимный зов за пределы. Центральная суть – это все любовь и смерть. Это все очень-очень глубоко.
И поскольку они такие гипнотические и такие мощные, как фрагменты музыки, я также хотел, чтобы у нас был опыт прослушивания их на немецком, на их оригинальном немецком. Я попросил мою дорогую подругу Сильвию, для которой немецкий – родной, прочитать нам некоторые отрывки, чтобы мы действительно почувствовали тембр поэзии в ее истинной сырой форме. Немецкий – такой чувственный, маслянистый, богатый, декадентский, безумный язык. Это язык, в котором может быть Экстаз … Он почти течет из вашего рта. Я действительно надеюсь, у вас есть это ощущение. Вы можете получить это ощущение от чтения на немецком, и также я прочитаю его на английском, чтобы вы действительно могли войти в оба уровня.
Это могучие поэмы – «Дуинские элегии» – Первая Элегия. Я собираюсь прочитать вам об этом. Она такая мощная, она говорит сама за себя. Самый первый параграф – я думаю, он просто говорит все.
«Кто бы из сонма ангелов мой крик одинокий услышал?
И если бы кто-то из них к сердцу прижал вдруг меня:
Был поглощен бы я сутью его огромной.
Ибо что красота есть – ничто иное, как зарождение ужаса,
Который мы в состоянии перенести.
И мы так трепещем, поскольку она безмятежно гнушается нас уничтожить.
Каждый ангел страшит».
Это Рильке. Это аннигиляция личности в блаженство, и честность этого, это устрашающе для эго. Одна из тем, о которой он также много говорит, и которая также здесь в Первой Элегии, это ночь.
«О, и ночь: эта ночь, когда ветер,
пространства бесконечного полный, терзает нам лица.
Для кого бы не осталось это –
вожделенное, разочаровывающее слегка присутствие?
Которое так болезненно встречает одинокое сердце.
Разве это менее сложно для возлюбленных?
Но они продолжают друг друга использовать, чтоб судьбу свою скрыть.
Ты разве еще не знаешь?
Выброси пустоту из рук в то пространство, которым мы дышим;
Возможно, что птицы почувствуют
воздух все расширяющийся неистовым в небе полетом.
Да, нуждалась в тебе весна. И часто
звезда все ждала, когда ты заметишь ее.
Катилась волна к тебе из далекого прошлого,
Или, тогда, когда шел ты под чьим-то открытым окном,
слуху твоему скрипка так отдавалась.
Все это было миссией».
Это очень мощное предложение «Все это было миссией». Все ждет все. Все взаимосвязано. Как скрипка отдается вашему слуху. Как звезда зовет вас заметить ее. Я люблю, как он соединяет объекты и людей внутри сознания.
Вторая Элегия, Вторая Дуинская Элегия очень мощная. Это одна из моих любимых. Эту я бы хотел дать вам услышать сначала на немецком, и затем прочту на английском, так что вы поймете, о чем она.
[German reading]
Каждый ангел страшит. И все же, увы,
Я призываю тебя. Почти смертельные птицы души,
Знающие о тебе. Где же твои дни,
Когда тот один из вас, скрывая свое сияние, стоял у входной двери,
Слегка изменившись для путешествия, не страшный уже;
(вроде того человека, что с любопытством ко мне заглянул в окно).
Но если Архангел сейчас, опасный, из-за пределов звезд
Сделает лишь только шаг к нам, сердца наши, бьющиеся
Все выше и выше, забьются до смерти. Кто ты?
Ранний успех, Творения баловни,
Хребты и вершины гор, краснеющие на рассвете,
Начала всего, пыльца цветущего Бога,
Соединения чистого света, и коридоры, лестницы, троны,
Пространство, из сути творенное, щиты из экстаза, шторма
Эмоций, кружащихся в упоении, и вдруг одиночество,
Зеркала: которые зачерпывают красоту, струящуюся с лиц их,
И собирают ее обратно, в себя, целиком.
Но мы, когда движимы чувством глубоким, мы
Вдыхаем себя и дышим; от одного момента к другому,
Эмоции наши слабеют, как аромат духов. И хоть кто-то и может сказать нам:
«Да, ты вошел в мою кровь, в комнату, и весна вся моя
Наполнена лишь тобой…» Разве имеет значение это?
Все же не может сдержать нас он.
Мы исчезаем вокруг и внутри него. И те, кто красивы,
Кто может их удержать? Внешность все время усиливается
В их лицах и исчезает затем. Так же, как и роса с утренних трав.
А то, что наше, – в воздухе плавает, как пар от горячего блюда.
О, куда ты уходишь, улыбка? О, взгляд наверх:
Новая теплая отступающая волна на море души моей …
Увы, но это то, что мы «есть». Неужто то бесконечное пространство,
В котором мы растворяемся, вкусит нас тогда? На самом ли деле ангелы
Сияние то поглощают, от них исходящее, иль иногда
По оплошности как бы, есть в нем и след нашей сущности?
Рильке поглощен этой идеей ангела во всех Элегиях. Это адресовано ангелу. Он кипит ангелом, потому что ангел очевидно представляет Божественное, нечто непостижимое. «Непостижимый тот, кто высоко над нами» – вот как он его называет. Непостижимое – это трансцендентное, это то, к чему все его существо стремится. Это то, куда приводит его одиночество, глубже и глубже, и глубже внутрь, достигая, достигая, достигая, и его слова достигают. Они достигают каузального плана, достигая, достигая, они пытаются достичь, но они не могут вполне ухватить пустоту.
Седьмая Элегия
Не призывая, и не добиваясь больше – тот голос, который это перерос,
Природой будет крика твоего; и вместо этого, кричал бы ты так чисто,
Как птица…, когда сезон всходящий поднимает ее ввысь,
Почти забыв тогда, что есть она – Страдающее существо –
Не просто одно сердце, что брошено в сияние, и в небеса интимные.
И как и он, ухаживал бы ты не менее, а также чисто – так, чтобы –
Еще невидимого, она б смогла почувствовать тебя, молчащего любовника,
В котором медленно, но пробуждается ответ. И вот когда она тебя услышит,
Растет тепло – твой пылкий спутник эмоций самых дерзких.
И весна бы поддержала это – песнь Благовещения везде бы эхом отдалась.
Вначале маленькие вопрошающие нотки усилились бы всюду
Под тем покровом тишины дня чистого и утверждающего,
Ну, а потом по лестнице все вверх, по лестнице призывов
К мечте о будущего храме, – и затем… трель, как фонтан,
Который в возносящейся струе уж предвкушает
Падение свое в игре сулений. И впереди еще – есть лето:
И не только летние рассветы– не только то, как превращаются они
В день и началом так сияют. Не только дни, такие нежные вокруг цветами,
Вершинами узорчатых деревьев, такими сильными и напряженными.
И не только благоговение пред силами, развернутыми этими,
Не только тропы, и луга не только на закате,
Не только то, что после шторма позднего так глубоко, свежо дышать,
Не только приближающийся сон и те предчувствия…
Но ночи также! Но те возвышенные ночи летние, а также звезды,
Земли О, Звезды. О, быть мертвым в конце концов и знать их бесконечно
Все звезды: как же, как могли мы их когда-то позабыть!
Вы чувствуете эту жажду? Боль? А потом он продолжает в той же Элегии. Это прекрасная Элегия.
Воистину – здесь славно быть. Вы знали, девушки,
Вы тоже, те, которые, казалось бы, потеряны, уйдя на дно,
Туда, в грязь улиц города, сгнивая там, иль будучи открытыми
Для скверны. Но для каждой ниспослан был тот час, или, возможно,
Не час совсем – неизмеримый промежуток
Между двумя мгновеньями, когда даровано вам было
Чувство бытия. Все, бытием наполненные вены.
Так что здесь он ухватил это. Внутри. Это внутрий-ность. Это бытий-ность. Каждый знает это. Человек на улице, женщина, проститутка, каждый. Низшее к высочайшему. Это внутри нас. У всех нас были такие моменты. Мы все знаем жизнь в ее чистоте. Это Рильке в его самой глубине.
Многие произведения Рильке – это продукты его времени и его образования, основанного на мифологии и мифических архетипах, великих мифических архетипах. Многие поэты писали внутри этой области мифов, потому что вы не можете, на самом деле вы не можете говорить по-настоящему сердцем без вовлечения мифов и мифических фигур, и классических фигур. В образовании Рильке классические фигуры имеют огромное значение.
Одна из самых мощных важных фигур в его внутреннем существе, и в каком-то смысле, и в моем, это фигура Орфея – Орфея и Гермеса. Орфей – великий архетип поэзии и музыки. Он – секрет поэтического; он содержит его в себе как архетип. Он был совершенным исполнителем лиры Гермеса. Он создал эту лиру, семиструнный инструмент – семь тонких тел, семь цветов радуги, семь дней недели. Это все пространство, время, свет – тоны, качества, язык, звук, частота. Это реальность Орфея, реальность поэзии. Это персонаж, немного похожий на Мерлина из кельтской мифологии. Он маг, но бардовский маг. Он волшебник музыки, тонких энергий и мощи музыки, чтобы трансформировать, гипнотизировать, пробуждать. Он – мифическое фрактальное существо. Рильке написал 55 сонетов к Орфею. Они красивые, и он написал их так быстро, примерно за три дня, все вместе – бах, бах, бах, бах. Как будто они просто потекли из него, как поток. Я могу прочитать один или два через минуту. Они короткие, но мощные.
Одна из его величайших поэм называется Орфей и Эвридика. Это история об Орфее. С ним случилось то, что он был влюблен в Эвридику. И его возлюбленную Эвридику укусили змеи. Она умерла и спустилась в подземный мир. Тогда Орфей спустился за ней, просить, чтобы она вернулась с ним назад. И он взял с собой лиру. Он играл музыку Аиду – богу подземного мира. Его музыка смягчила Аида, так что Аид был так соблазнен и очарован лирой Орфея, что заключил с ним сделку. Он сказал: «Хорошо, ты можешь забрать ее назад. Ты должен уйти сейчас, и она последует за тобой. Я отправлю ее с Гермесом, гонцом. Но дело в том, что ты не должен оглядываться назад. Если ты оглянешься, ты потеряешь ее. И, конечно, проделав почти весь путь, он оглянулся. Тогда Эвридика повернула назад и ушла к Аиду, и они расстались навсегда.
Рильке видит это как великую историю. Он видит это как глубоко счастливую историю. Мне нравится это в нем, потому что он действительно трансмутирует все это в глубокое мифическое значение.
Я прочитаю… это поэма. Я прочитаю вам всю поэму, потому что она такая мощная. Я просто прошу вас остаться со мной в процессе и просто позволить себе идти в музыку поэзии самой по себе, и в образы, которые упадут, и придут и будут играть внутри вас. Вы можете закрыть глаза и просто позволить этому пропитать вас. Я поговорю немного об этом после, об истинном значении.
Она называется Орфей, Эвридика, Гермес:
То были душ невиданные копи.
Серебряными жилами во тьме
они струились ввысь. Среди корней
творилась кровь и тоже поднималась
в мир — тяжела и, как порфир, багряна.
Все остальное серым было — лес
безжизненный, и пропасти, и скалы,
и тот огромный, но незрячий пруд,
что нависал над отдаленным дном,
как грозовое небо над долиной.
Лишь по лугам, само долготерпенье,
извилистою лентой отбеленной
была для них размотана тропа.
И этою стезею шли они.
И первым стройный муж в хламиде синей
шел, вглядываясь вдаль нетерпеливо.
Его шаги дорогу, не жуя,
проглатывали крупными ломтями,
а руки стыли в водопаде складок,
окаменев и позабыв о лире,
что, невесома, в левую вросла,
как в мертвый сук оливы стебель розы.
И чувства были в нем разобщены:
взгляд всякий раз стремглав до поворота
бросался псом, чтоб там застыть и ждать —
или вернуться, алчно торопя
хозяина, и вновь бежать; а слух —
как нюх собачий — был нацелен вспять.
И изредка казалось, тех двоих,
сопутствующих в долгом восхожденье,
но отстающих, поступь различима —
и не своей стопы он слышит звук,
не шелестенье собственного платья.
Тогда он повторял: “Они идут!” —
и судорожно вслушивался в эхо.
Они и шли, те двое, но, увы,
смертельно тихо. И когда бы он
мог обернуться (если бы такая
оглядка не сулила разрушенья
всего, что созидалось), увидал —
да, оба молча следуют за ним:
бог-вестник, бог-посланец, в легком шлеме
над светлыми прозрачными очами,
в сандалиях крылатых, с кадуцеем
в руке, к бедру прижатой, и другою
его рукой ведомая она —
любимая столь трепетно, что лира
всех плакальщиц земных перерыдала —
и от пролитых слез родился мир,
где были вновь и лог, и дол, и лес,
обжитый дичью, тучные поля
и реки; и над жалобной землей,
как и над прежней, то сияло солнце,
то синие сверкали небеса
слезами исказившихся созвездий, —
любимая столь сильно. Но она,
чей шаг смирялся мерным шагом бога
и погребальной тесной пеленой,
шла отрешенно и неторопливо.
Ее не занимал ни человек,
идущий впереди, ни цель пути.
Она плыла, беременна собой;
она сама была бездонной смертью
своей, до полноты небытия
своею новизною наливаясь,
как плод бездумный — сладостью и цветом;
желать и знать не надлежало ей.
Она укрыта девственностью новой
была; смежилась женственность ее,
как лепестки цветка перед закатом;
и руки столь отвыкли от земных
касаний, что прикосновенье бога,
бесплотное, ей вольностью казалось
недопустимой, причиняя боль.
Она теперь не сладостной женой
была, певцом воспетой вдохновенно,
не островком, дурманящим на ложе,
не радужным сокровищем его.
Она была распущена, как прядь,
и высушена почвой, точно ливень,
рассыпана, как сев тысячекратно.
Была она лишь корнем. И когда
остановился шедший с нею рядом
и скорбно произнес: “Он оглянулся”, —
она спросила безразлично: “Кто?”
Вдали, в просвете ясном, силуэтом
темнел безвестный некто, чьи черты
здесь были незнакомы. Он смотрел
на то, как преисполненный печали
бог-вестник развернулся, дабы снова
сопровождать в ее движенье тень,
что по стезе, привычной ей, обратно
уже, безвольно и неторопливо,
шла в погребальной тесной пелене. (пер. А.Пурин)
Рильке знает Божественную женственность. Этот человек знает, что значит быть мертвым мистически. Его любовь к ночи, к любовникам, к смерти, к ветру, ко всем женским аспектам. Это так глубоко внутри него – его одиночество, пустота. Когда он был молод, его мать наряжала его как маленькую девочку. Вот почему его второе имя – Мария. Она хотела маленькую девочку. Это своего рода суб-миф о Рильке, что он был одет как маленькая девочка. Он пропитан этой женственностью. Вы видите, когда мужское идет в одиночество, оно находит женское – the all-ness – все-общность, все-сущность, пустоту – женщину. Это его любовница. Это его возлюбленная. Экстаз содержится в этом. Он действительно там.
Он прикасается к нему в своей великой поэме о Будде. Она называется Будда во Славе. Она короткая, и я прочитаю ее вам.
«Центр всех центров, суть всех сутей,
Миндаль, заключенный внутри, и растущий сладко –
Вся эта Вселенная, до звезд самых дальних
И за пределами их – есть твоя плоть и твой плод.
И ты теперь чувствуешь – ничто не зацепит тебя;
Твоя оболочка обширная все простирается
В пространство то бесконечное,
Там, где густой и сочный поток течет, поднимаясь.
И освещенный в твоем бесконечном покое,
Звезд миллиард все кружится в ночи,
Сверкая так высоко над твоей головой.
Но есть в тебе это присутствие,
Которое будет, даже когда все звезды умрут».
Это его поэма о Будде. Это хорошая поэма. Это не одна из самых лучших, потому что в ней нет той глубины Рильке. Она ощущается мною больше поэмой с высшего ментального плана, нежели каузального, где вы начинаете терять себя в экстазе. Но она показывает на интеллектуальном уровне, что он это хорошо понял; он понял свой квест.
Для меня, его лучший стих, один из самых известных. Я обнаружил, что его очень трудно читать без удушья. Он называется «Пантера», и он о пантере. Это очень короткий и универсальный стих.
«Её глаза усталые не в силах
смотреть, как прутья рассекают свет, —
кругом стена из прутьев опостылых,
за тысячами прутьев — мира нет.
Переступая мягко и упруго,
в пространстве узком мечется она —
танцует сила посредине круга,
в котором воля заворожена.
И лишь порой поднимется несмело
над глазом плёнка тонкая, тогда
внезапно тишина пронзает тело
и гаснет в сердце без следа». (пер. Е. Витковский, 1907 г.)
Это действительно душераздирающий стих. Он был написан после того, как Рильке увидел пантеру в зоопарке Парижа, когда он жил во Франции. Пантера в клетке – это рана. Вы видите, эта клетка, эти прутья, постоянно мелькающие прутья. Если вы когда-то видели диких животных в зоопарке, больших животных, они расхаживают взад и вперед, по кругу, туда-сюда. «Кругом стена из прутьев опостылых, за тысячами прутьев — мира нет». Это сердце. Эти прутья – это грудная клетка, и это рана. Это глубокая, глубокая рана, из которой в конце концов возникает экстаз. Так что путь одиночества – это путь глубоко в эту рану, и Рильке – человек, который живет полностью в ней. И он позволяет ей трансформироваться внутри него. Помните, что он был рожден во времена, когда был рожден Юнг, который принес свою передачу алхимии, психологической алхимии, и другие глубокие уровни алхимии. Это все алхимическое.
Он был переходом. Он говорит о нашем времени сейчас. Он знал о божественной женственности. Он знал, что идет. Он знал, что женственность приходит в мир, она выходит из этого мира. Он чувствует себя мостом. Он призывает держать ваше сердце открытым среди боли, среди войны, Первой Мировой войны. Его дар для нас – это его тотальность. На Западе не было настоящих мастеров. Я имею в виду, было мало, они были редки. У нас нет традиции, которая есть на Востоке. У нас есть религия – Христианство, Католицизм. У нас нет традиции просветленного существа. Так что он вступил на дикую тропу. Это требует великого мужества. Тогда нужно было еще больше мужества. Он был для нас первопроходцем, для нашего поколения. Мы обязаны ему и его поколению Экстатиков – мы обязаны им.
Его послание не для того, чтобы мы чувствовали себя слишком комфортно. Прямо сейчас, мы в комфорте. Все в мире так комфортно и так легко, но нам не следует быть в комфорте. Вот, что говорит Рильке – нам не следует быть в комфорте. Если вы не входите в то время, в котором родились, если не собираетесь его трансформировать… вы должны чувствовать рану, вы должны чувствовать омертвение нашего дня, вы должны чувствовать это омертвение, которое приносят нам технологии. Они могут принести нам большой свет, но пока только комфорт, в котором мы находимся…
Рильке не умер. Рильке поместил себя в птицу, рассекающую небо. Он ветер. Он темнота. Он в каждом женском сердце. Если вы – мужчина, слушающий это, выразите свое сердце женщине – скажите об этом. Пересеките улицу и расскажите ей, что она прекрасна. У меня был друг, который был таким. Он пересекал улицу и говорил незнакомкам, что они прекрасны. Это все равно, что позволить поэзии шевелиться внутри вас.
Мы живем в это время великого Ренессанса. Он начался с Рильке. Древние силы на Земле пробуждаются через нас снова. Рильке предчувствовал это, все это. Он знал, что это идет. Он знал, что это пробуждается – глобальное пробуждение идет – он чувствовал. Экстаз везде. Он открыл это. Он дотянулся своими тонкими телами до скрытого. Он достиг своими словами скрытого, внутренней природы всего. Теперь мы призваны сделать то же самое. Мы должны пробудить наши спящие силы, эти Сиддхи, которые внутри нас. И мы должны использовать их, чтобы трансформировать материю мира назад в свет.
Поэзия Рильке, его жизнь, его взлеты и падения, как музыка. Его жизнь – это история человека, который сражается и борется, как Иаков сражается с ангелом. Он борется с этим ангелом, с этим сверхъестественным существом внутри себя, этим Сиддхическим существом. Время от времени – он попадает в ядро – бум – и этот ангел течет в него. Присутствие этого ангела течет в него, и внезапно он – этот ангел. Внезапно он больше не нуждается в символе или слове, или стихе. Он там для меня – он ловит его. Временами он действительно ловит его Особенно это заметно в самой известной Девятой Элегии. Это то, где его слова становятся бессмертными. Именно там они поднялись, как я уже сказал, за пределы мифического и коснулись бессмертного. Вот некоторые из бессмертных слов.
Земля, не то ли это, чего ты хочешь: возникнуть внутри нас,
Невидимо? Не это ли твоя мечта –
Быть полностью невидимой когда-то? О, Земля: невидимая!
Что если повеление твое не трансформация?
Земля, о, дорогая, я буду. О поверь мне, не нужно больше
Игр весенних, чтоб завоевать меня. Одной из них,
Ах, лишь одной, уж слишком много для моей крови.
Невыразимо я принадлежал тебе с начала самого.
И ты всегда была права, и самое святое вдохновение твое –
Наш близкий спутник. Смерть
Смотри, я жив. На чем? Ни детство, ни грядущее
Все меньше не становятся … И суть сверхизобильная
Все затопляет мое сердце.
«И суть сверхизобильная все затопляет мое сердце». Бессмертные слова. О чем это на самом деле? Рильке, его поэзия, его инсайты, его глубина. Мы начали со странствия с Матерью Юлианой и ее откровением, что нас держат объятия женственной сущности, божественной женственности. И чтобы бы ни делали, она держит нас, так что мы не можем сделать что-то неправильно. Чтобы бы мы ни делали, это всегда сразу прощается, потому что мы и есть Божественное.
Рильке двигает этот импульс в другую область. Он – настойчивый голос. Он говорит нам, его голос внутри нас. Он говорит: «Послушай, есть срочность в твоем пробуждении». Дело не в том, что Земля нуждается в этом, но Земля и есть необходимость. Пробуждение срочно, оно неизбежно. И не увязайте в комфорте, потому что в современном мире так легко впасть в комфорт и отвлечение, и мы отвлекаемся от внутреннего. Рильке толкает нас назад в сердце, назад в рану. Очищай. Очищай – трансформируй – иди в нее. Каждый раз, когда вы позволяете себе отвлекаться малейшими вещами, чем бы это ни было – телевидением, телефоном, отношениями, неважно чем – Рильке говорит, что все внутри. Это его духовное завещание. Втяните это в себя. Чувствуйте боль. Трансформируйте ее. Очищайте ее. Сиддхи, Экстазы скрыты за ней. Пантеру нужно выпустить из клетки, и вы должны войти в клетку и быть пантерой, так что вы не должны отвлекаться.
Он также говорит нечто, я думаю, очень глубокое об отношениях. Его послание в том, что отношения ведут вас за пределы отношений. Если это истинные отношения, тогда вам больше не нужны отношения. Это то, что всегда нужно иметь в виду – это все есть внутри вас. Эти отношения – просто Возлюбленный. Вы боитесь вашего собственного одиночества. Вот, что говорит Рильке. «Каждый ангел страшит». Так он начинает Элегии. Как будто вы должны погрузиться в этот глубокий страх вашего одиночества, пустоты, страх, что он убьет вас, что вы умрете в нем. Конечно, вы умрете в нем, но вы возродитесь как большее и более великое Вы, как трансцендентное существо.
Его центральное учение об одиночестве, и красоте, которая в нем находится. Даже слово «одиночество» … на самом деле значит «все едино» (aloneness – all oneness) – все одно.
Я надеюсь, что вы впитали его силу и его отвагу из этого монолога, и что это может питать ваше одиночество, что вы можете воспеть ваше одиночество, объять бесконечность с ним, и взять немного этой поэтической, небесной Шакти, которую так любил Рильке.
Спасибо и увидимся в следующий раз. Благословляю.
Ричард Радд
(перевод Светланы Безроговой)
Метка:Ричард Радд
1 комментарий
РЕЗОНИРУЕТ! Захватывающе и трогательно. Благодарю